Для музыки существует оккультный факт, что диссонанс или дисгармония /неблагозвучие/, употребленное в моральном смысле, может быть разрушено только через диссонанс, так как вибрации прекрасной музыки слишком утончены, чтобы достигнуть относительно грубых вибраций, принадлежащих к более низкому плану существования. Такие разрушительные мыслеформы могут быть подвержены воздействию мелодий исключительно гармоничной музыки, не более чем скопление тины в стоячем пруду может быть приведено в движение голубоватой дымкой солнечного утра.

Здесь может быть поставлен вопрос, почему же Высшие Силы уже столетия не делали инспирации для этого нужного вида музыки. Ко­нечно, если бы для этого нужно было использовать лишь диссонанс, тогда он мог бы быть «принесен» уже гладиаторами непосредственно после гла­диаторских игр(1). Ответ на этот вопрос должен звучать так, что голая дисгармония не может дать желаемого результата; здесь нужно говорить об особом роде диссонанса, который может быть вызван только через му­зыкальный материал, появившийся в наше распоряжение только в 20-ом столетии.

Диссонансы, произведенные «парой жалких флейт», были бы совершенно бессильны разрушить полные силы мыслеформы. Можно было бы так же безуспешно пытаться прогнать испарения навозной ямы, разжигая над ней курительную трубку.

Поэтому задача разрушения их была в определенной мере предназначена Стравинскому, ни еще более Шёнбергу, и одному или двум его последователям, которые были названы некоторыми остряками «мучителями» или «парнями кислых звуков». Все же как ни сильно произведения этих ультра-диссонантных композиторов могут действовать на нервы любителей музыки, которые предпочитают более приятные примеры искусства звука, с эзотерической точки зрения они нужны и не только для упомянутой цели, но так же для того, чтобы пробить то удержание принесенных традиций, в чем состояло одно из побочных воздействий музыки Генделя. Только — диссонанты обладают силой изменить жесткие контуры ментальных тел самоуверенных или закованных в условности людей и сделать их, таким образом, податливее и восприимчивее к новым идеям.

Есть еще и другая сторона медали: ультра-диссонанты, хотя некоторые утверждают с пристрастием, что не существует вообще такого понятия, как дисгармония или неблагозвучие, также оказали нежелательное воздействие и на саму музыку. Несмотря на то, что этого рода музыка уже не сочиняется, появились люди, которые стали сочинять подобным образом. И даже ту, другую, современную музыку, которая не является ультра-диссонансной. Ее снабдили этикеткой «романтическая» - меткое слово, которое нашло свое элоупотреблённое применение. Допустим, что определенная, относительная доля диссонансов необходима для каждого взыскательного искусства, но лишь инспирированный композитор имеет ощущение, как их нужно разрешать правильным образом. На деле какофоническое направление есть вид извращенности музыки Дэва, она была бы действительно музыкой Дэва, если бы ее поборники обладали да способностью развязывать эти диссонансы по образу действия Дэва. Что и касается музыкальных направлений, то они приходят и уходят; и только произведения действительно творческих композиторов, которые сопротивлялись воздействию моды, остались надолго, что подтверждает, например, произведения Брамса.